ТВОРЧЕСТВО Валерий Брюсов
Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне. Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне... Звуки реют полусонно, Звуки ластятся ко мне. Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене. 1 марта 1895г. В последние годы девятнадцатого столетия символизм как литературное направление процветал во Франции, оставаясь почти совершенно неизвестным в России. В 1892 году Валерий Брюсов, учившийся тогда в московской гимназии, прочел статью о французских символистах и загорелся идеей создать подобное направление в искусстве на русской почве. "Что, если бы я вздумал на гомеровском языке писать трактат по спектральному анализу? У меня не хватило бы слов и выражений. То же, если я вздумаю на языке Пушкина выразить ощущения Fin de siХcle!" -- пишет Брюсов в дневнике в 1893 году. Символизм для Брюсова 90х годов - это "поэзия намеков", туманная и зыбкая реальность, взывающая к чувствам человека, столь же смутным и далеким от логики, как и сама поэзия. Он начинает с переводов, преимущественно стихов Верлена, а немного позже создает и собственные произведения в духе символизма. Когда в 1895 году стихотворение "Творчество" выходит в свет, оно возмущает читающую Россию до глубины ее ортодоксальной души. К чему, собственно, и стремился Брюсов. Весь его облик, манера разговора, вся его жизнь того времени преследовала одну цель: эпатировать публику, доказать, что возможно все, привлекать внимание - к себе, к поэзии, к символизму. Символисты стремились перелить жизнь в искусство, а искусство в жизнь, сломать прозрачную, но прочную грань, которая отделяла классическую поэзию, полную условностей, от реальной жизни. Стихотворение "Творчество" вполне отвечало задуманным целям. Литературная общественность, авторы и критики сочли три сборника под общим названием "Русские символисты" неудачной выходкой, а стиль молодых авторов - напыщенным. При этом, по форме стихи Брюсова вполне отвечают классическим представлениям. Шокировавшее общественность "Творчество" написано классическим четырехстопным хореем, с перекрестной рифмовкой, с чередующимися женскими и мужскими рифмами, с пятью строфами по четыре строки... Подчеркнутая классичность формы лишь оттенила модернизм содержания. Особенное возмущение вызвала "двойная луна", высмеянная В. Соловьевым в пародии на стих Брюсова. Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне... Позднее были сделаны попытки найти рациональное, логичное объяснение нарисованному пейзажу: "лазоревая луна" -- это фонарь за окном, похожий на луну, в свете которого всходит подлинный месяц. Возможно, и так. Однако мне представляется, что Брюсов вполне мог пренебречь строгой логичностью, изображая "месяц" метафизический, символ нового творения, может быть, даже Творения... "Всходит месяц обнаженный при лазоревой луне..." Откровенность, открытость символистов, провозглашавших главным в поэзии - искренность, обуславливают наготу месяца. Все стихотворение есть развернутое описание таинственного процесса рождения, когда далекие, смутные звуки еще несотворенного творения тенью тени трепещут "на эмалевой стене", "словно лопасти латаний". Поэт уже священнодействует, он уже ищет созвучия, вслушивается в далекий шепот, и в самом обыденном, в бессмысленном, на первый взгляд, он видит приметы великого, в игре теней на эмалевой стене видит контуры звуков. Тема произведения со всей четкостью обозначена в его заглавии: "Творчество". Уже первая строка: "Тень несозданных созданий..." -- кричит во весь голос о том, что создания эти несозданы только пока, сама их "несозданность" подразумевает под собой возможность рождения, возможность, которая вот-вот осуществится. Тавтологический повтор лишь усиливает это ощущение, акцентируя внимание на создании, вопреки его временной не-созданности. Творчество, поиск, создание нового - неясный, над-разумный процесс, неподвластный логике, и, казалось бы, неописуемый по определению. Но Брюсов берет на себя смелость описать - и говорит о непознаваемом языком намеков, символов, набрасывая контуры и тут же размывая их смешением акварельных цветов. Все стихотворение "колыхается во сне", проглядывая сквозь сознание поэта, сквозь словесное кружево, словно водоросли сквозь толщу зеленоватой воды. Неожиданный, но психологически закономерный скачок мысли: так же, как тень несозданного, колыхаются тени латаний на стене перед глазами поэта. Из неосязаемого пространства творчества и метафизики мы рывком перемещаемся в пространство реальное, которое неожиданно оказалось совмещено с метафизическим. Дальнейшая метафора закономерна, если между перистыми тенями комнатных пальм и тенями "несозданных созданий" проведен знак равенства. Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. Картина, привязанная к метафизике творчества игрой ассоциаций, явственно, почти фотографически нарисована метафорой: тени латаний, словно фиолетовые руки, колыхаются на эмалевой стене. Но уже в следующий миг поэт вновь смещает границы реальности, делая звук видимым, очерченным, и позволяя услышать тишину. Метафора развертывается, фиолетовые руки чертят по стене ритм рождающегося стихотворения. И звон тишины оглушающе врывается в сознание читателя, дважды подчеркнутый звукописью ("звонко-звучной", зв-зв) и эпитетом-оксюмороном (звонкое звучание тишины). Поэт уже уловил ритм, мелодику стиха, напряженная работа мысли -- и полная беспечность внешне; как бы скучающий взгляд перемещается к окну, мимоходом отмечая городской пейзаж. За окном, высвеченные "лазоревой луной" вырастают прозрачные киоски, в неверном свете перламутрово переливающиеся, "словно блестки". Первое четверостишье - прелюдия, оно задает настроение, заявляет о том, что "несозданные создания" уже готовы родиться. Второе - начало работы, творческий процесс уже набирает скорость, поэт вслушивается в тишину, вглядывается в тени - силясь разобрать контуры нового. Третье же четверостишье, разгар созидания, которое и формально, и семантически должно составлять центр всего стихотворения, неожиданно ровно повествует о стороннем пейзаже, словно бы сглаживая напряженность второй строфы. Сбавляя скорость? Нет, вовсе нет! Формальный центр при всей внешней небрежности (беспечный взгляд, ищущий убежища от скуки в заоконном пейзаже) и спокойствии звенит "звонко-звучной тишиной" творческого напряжения. Поэт не отвлекся от работы. Дело в том, что в процесс творчества включена уже не только комната, но и весь мир за окном, вся объективная реальность. Пространство раздвигается, послушное взгляду поэта, вырастая, обретая безграничность - и вмещается в творение, не теряя бескрайности. Сходный парадокс происходит и со временем. В третьем четверостишии Брюсов меняет темп, не сбавляя скорости и не меняя ритма. Почти полная неподвижность пейзажа - "прозрачные киоски", медленно, величаво вырастающие в свете луны, -- контрастируют с напряженностью мысли поэта, со скоростью мысли, которые не изображаются Брюсовым, дается лишь намек на них - в звоне тишины. Четвертая строфа знаменует следующий этап: контуры уже ясны, большая часть работы проделана, и -- Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне. Обнаженный месяц творчества противопоставлен "лазоревой луне" реального мира, опровергает ее, затмевает. Однако всходит в той же реальности, в том же пространстве и времени, что и луна. Метафизическая реальность творчества вновь накладывается на привычную нам, логичную реальность. "Месяц обнаженный" всходит символом созданного создания. Поэту удалось нащупать колыхавшиеся во сне тени звуков, приручить стихию слова - и вот уже он горделиво говорит: "звуки ластятся ко мне", -- прирученные звуки. Анафорическое начало -- Звуки реют полусонно, Звуки ластятся ко мне... -- замедляет темп, выравнивает его, придавая плавность. Поэт завершил свою работу, и теперь наслаждается своим трудом, созерцая родившееся. Звуки оживают в олицетворении, ласкаясь к своему творцу, как ребенок или кошка, сотворенное обретает жизнь, дышит - уже самостоятельно. Последнее, пятое четверостишье возвращает нас к началу: созданное создано, поэт завершил свою роль, позволив стихотворению родиться. Вся строфа - вязь повторов, замыкающая реальность в кольцо. Здесь нет ни одного нового образа: начало строфы ("Тайны созданных созданий") -- это слегка измененная первая строка стихотворения. Вторая строчка четверостишья ("С лаской ластятся ко мне") - повтором привязывает пятую строфу к четвертой. Образ, нарисованный в завершающих двух строках -- И трепещет тень латаний На эмалевой стене, -- это образ, возникший в начале стихотворения и завершающий его, подводя черту. На эмалевой стене и в "большом" мире за окном ничего не изменилось, а между тем процесс творчества завершился рождением нового. "Тень несозданных созданий..." -- звучит в самом начале произведения туманным обещанием. Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне! -- гордо объявляет поэт в последней строфе. Две строки, созданное и несозданное противопоставляются друг другу, и однокоренной повтор четырежды подчеркивает идею создания, сотворения, утверждая торжество творчества. Все стихотворение в целом отличается кольцевой композицией. То, как перекликаются, соединяясь, первая и последняя строфы, я уже показала. Но это не единственный повтор в ткани стихотворения. Последняя строчка каждого четверостишья повторяется в следующей строфе, второй строкой. Вот строки с третьей по шестую: ...Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене... Строка, только что отзвучавшая, на какой-то миг притихшая, но еще дрожащая на языке, в сознании, в воздухе, отдается эхом, уже подхваченная в новой строфе. Благодаря этому все стихотворение пронизывает единая для всех четных строк рифма: во сне - стене; стене - тишине; тишине - луне; луне -- ко мне; ко мне - стене. Кроме того, необходимо отметить еще одну особенность в делении стихотворения на строфы. С одной стороны, такое разделение весьма закономерно и логично. Первая строфа передает состояние поэта до начала творения. Вторая - показывает, как вырисовываются основные контуры будущего произведения, ту напряженную минуту, когда несозданное создание в любое мгновение может сорваться обратно, в небытие, так и не воплотившись. Третья - формальный центр стихотворения, сам процесс творчества. Четвертая - завершение этого процесса. Пятая - возврат к началу, круг замкнулся, творение сотворено. Но несмотря на это разделение - закономерное с точки зрения как формы, так и содержания, -- стихотворение сохраняет удивительную целостность, напряженность, единство. "Творчество" можно сравнить с натянутой струной, дрожащей в "звонко-звучной тишине". Воедино стихотворение соединяют не только смысловые и лексические повторы, единая рифма, образы, перетекающие один в другой и переплетающиеся между собой, как тени латаний на эмалевой стене. Пять явственно выделяющихся частей спаяны настолько прочно, что каждое из них, прочитанное в отдельности, немедленно вытягивает за собой все остальные. Стихотворение звенит в особом ритме, замысловатом и четком, словно причудливый, элегантный и строгий узор. Еще одна нить, связывающая воедино все произведение - это цветовая гамма. Руки-тени фиолетовы, эмалевая стена отливает синеватым перламутром, прозрачные киоски отливают голубым в свете лазоревой луны... Сине-фиолетовая дымка лунной ночи окутывает все, то скрадывая мягким темным бархатом углы и грани, то наоборот резко высвечивая деталь: фиолетовые руки очерчены резко, и эта резкость веерных, перистых теней перечеркивает правильные линии комнаты со строгой геометрией стен, потолка, окна... Киоски, слегка поблескивая голубым перламутром, тают в лунном свете, просвеченные насквозь. "Творчество" Брюсова похоже на картины французских импрессионистов, где наибольшую четкость приобретают не контуры предметов, а контраст между светом и тенью. Внимание художника на грани не между эмалевой стеной и оконной рамой, а между бледно-фиолетовыми пятнами лунного света на предметах и контрастно темными тенями "рук" латаний. Эта гамма отражает состояние души поэта-художника. Во-первых, в подобном подходе ярко проявляется отношение символистов - как художников, так и поэтов, -- к миру в целом. по их убеждению, существует мир обыденный, реальный, привычный нам, -- и мир тайный, сокрытый от случайных взглядов, но раскрывающийся тому, кто сумеет открыться навстречу миру. Первый мир значим, но лишь постольку, поскольку в нем отражается второй, подлинный мир. И цель творческой личности - показать великое через обыденное, ткнуть спящую общественность носом в изнанку реальности. Ночь, время сна, тайны и творчества - идеальное время для того, чтобы разглядеть подлинную реальность. Странный, фиолетово-голубой, перламутровый мир, схваченный взглядом Брюсова, и есть мир подлинный, доступный лишь избранным. С этим миром схоже человеческое сознание: столь же зыбкое, текучее и переменчивое. Из глубин подсознания - или из высшей реальности -- из необъяснимого, странного, изначального бытия поднимаются звуки, слова, образы, воплощаясь в стихах и возвращаясь обратно, в вечное и предвечное сверхбытие. 10.05.2004
Разделы: Литература
Цели урока:
- познакомить учащихся с основными признаками символизма на примере анализа стихотворений В. Я. Брюсова; познать тайны созданных созданий; заложить основу для дальнейшего знакомства с персоналиями, индивидуальными поэтическими стилями символистов;
- развивать навыки анализа поэтического произведения, умение находить средства художественной выразительности, определять их роль в стихотворениях.
Формы: эвристическая беседа с элементами лекции, анализ поэтических произведений В. Я. Брюсова.
Ход урока
I. Оргмомент
II. Вступительное слово учителя
Наш урок мне хочется начать со следующих строк:
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине…
И прозрачные киоски
В звонко-звучной тишине
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
Кто мог написать эти строки? «Безумец, место которому только в психиатрической больнице», - это было мнение многих современников автора этих строк. А написал это стихотворение Валерий Яковлевич Брюсов – один из самых ярких представителей Серебряного века.
Думаю, вы согласитесь, в стихотворении все необычно, не укладывается в привычные рамки. «Фиолетовые руки», которые «чертят звуки», «месяц обнаженный», «звуки ластятся»… Бред, абсурд!!!
Но, взглянув на картины Марка Шагала (Приложение , слайд № 2), кубические лица Пикассо (Приложение, слайд № 3), или неопределенные фигуры Врубеля (Приложение , слайд № 4), - увидим, что само искусство было таким – абсурдным, бредовым, но не лишенным смысла. Это эпоха рубежа веков требовала новых форм в искусстве. И в литературе В. Я. Брюсов находит свой путь – СИМВОЛИЗМ.
Кто же такой Валерий Брюсов? (Приложение , слайд № 5), Первый русский символист, личность просто уникальная. «Мне не хватит десятков жизней, чтобы выразить все, что в душе моей», - писал поэт. Человек энциклопедически образованный, умевший с трех лет читать, в 11 лет, обладая редкой памятью, мог почти дословно пересказать не только любимые произведения Эдгара По, Жюля Верна, но философские размышления Дарвина, Лапласа, Канта. С 1921 года - он во главе по его инициативе созданного Высшего литературно-художественного института, где преподает историю греческой, римской, русской литературы, грамматику индоевропейских языков и … историю математики. Масштабы его интеллектуальной деятельности исполинские. Жажда творчества неутомима.
В 1894-1895 гг. Брюсов выпускает три сборника «Русские символисты», в которые включает собственные переводы французских символистов, свои стихи и стихи начинающих поэтов. Именно с этого времени он заявил о себе не только как о поэте – символисте, но и как об организаторе-пропагандисте этого движения.
Итак, цель нашего урока – анализируя поэтические произведения В. Я. Брюсова, определить основные черты такого литературного метода как символизм.
III. Анализ признаков символизма
1) Обратимся вновь к ранее прочитанному стихотворению (название стихотворения учащимся не объявляется)
Задание: напишите комментарий к данному произведению, постарайтесь понять, что пытается донести до читателя автор.
Стихотворение возмутило читателей того времени кажущейся бессмысленностью. Философ и поэт Вл. Соловьев написал пародию, где высмеивал «двойную луну». Публиковались толковые комментарии к этому стихотворению: «Тени домашних пальм-латаний (заготовки для лаптей) отражается в блестящих, как эмаль, кафелях печи, за большим фонарем напротив окна, напоминающим лазоревую луну, видно небо, где восходит уже настоящий месяц».
Все, казалось бы, понятно, но поэт дает особое название стихотворению – «Творчество». Значит, автор показал процесс творчества, раскрыл тайну «созданных созданий».
Задание: выпишите слова, словосочетания, обозначающие путь создания творения.
«Несозданные создания»
«Колыхаются во сне»
«Чертят во сне»
«Звонко-звучно»
«Вырастают словно блестки»
«Звуки ластятся»
«Звуки реют»
«Созданные создания»
Задание: напишите вновь небольшой комментарий с учетом проведенного совместно с учителем анализа.
(Примерный комментарий: «В полутемной комнате все преображается в ожидании вдохновения. Творцу-поэту за обычным окружающим миром видится иной, слышится звучание будущих стихов, смутно наплывают образы, делая мир странным, совсем не похожим на привычный»).
«Создания искусства, - писал Брюсов, - это приотворенные двери в Вечность». Мы подошли к одному из основных признаков символизма – двоемирие. Мир - реальный, земной, и мир - инобытия, высший, совершенный. Поэтическое творение – это едва уловимое, навеянное иным, другим миром поэту.
2) Определив идейный замысел стихотворения, обратимся изобразительно-выразительным средствам, с помощью которых автор создает художественные образы.
(Примерный анализ: несозданных созданий – оксюморон;
колыхается во сне, с лаской ластятся, звуки реют – олицетворение;
словно лопасти латаний – сравнение; фиолетовые руки, месяц обнаженный, прозрачные киоски, трепещет тень латаний – метафора;
в звонко-звучной тишине, лазоревой луне – эпитет).
Поэт-теург сквозь мозаику символов: ярких метафор, необычных сравнений, эпитетов, оксюморонов - проводит нас в мир ирреальный, в мир вечный, совершенный. В поэзии символисты укореняли не всем доступный, достаточно элитарный, по выражению Иннокентия Анненского, «беглый язык намеков и недосказов». В поэзии символистов появляются целые гнезда слов-символов, слов-сигналов, которым придается особый мистический смысл.
Второй признак: Необычное содержание облекается в необычную форму.
3) Вопрос: Понятен ли был смысл стихотворения в начале урока? Что позволило нам пронять глубину содержания стихотворения? (анализ с разных сторон)
Третий признак: Расчет на элитарного (подготовленного) читателя.
4) Но не только необычное настроение, необычные символистические формы привлекали внимание Брюсова к символизму.
Задание: Определите основную мысль стихотворения «Юному поэту», проанализировав «заветы» автора:
«Не живи настоящим, только грядущее – область поэта»;
«Никому не сочувствуй, сам же себя полюби беспредельно»;
«Поклоняйся искусству».
Первый завет подтверждает мысль о двоемирии.
Второй показывает следование традициям поэзии 19 века: определение особой роли личности поэта, ее яркости, первостепенности. «В поэзии, в искусстве на первом месте сама личность художника, всякое общение с душою художника есть наслаждение», - напишет В. Я. Брюсов.
И третий показывает, что у символистов была велика вера в искусство, в его верховную роль, преображающее земное бытие. Они ставили искусство выше жизни. И именно Брюсову принадлежат слова: «Искусство, может быть, величайшая сила, которой владеет человечество».
IV. Вывод. Подводя итог, признаки символизма можно оформить следующей логической схеме
(Приложение , слайд № 6):
V. Итоги урока.
Д/з: сравнить стихотворения В. Брюсова «Кинжал» (1903 г.) и К. Бальмонта «Фантазия» (1894 г.), определить особенности поэтического мастерства поэта.
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
И прозрачные киоски,
В звонко-звучной тишине,
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
Звуке реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
Анализ стихотворения «Творчество» Брюсова
Стихотворения Валерия Яковлевича Брюсова во многом наполнены символизмом и образностью. Они не всегда понятны читателю с первого раза, в них нужно вникать, перечитывать несколько раз, чтобы полностью осознать и впитать в себя их многогранные смыслы. Для неподготовленного читателя его произведение «Творчество» может показаться бредом умалишенного человека.
«Творчество» было написано в марте 1885 года. Оно вошло в первый сборник стихотворений «Шедевры». В этом стихотворении поэт отображает сам процесс создания чего-то нового, творческий процесс, не совсем понятный обывателю. Именно эта непонятность, образность навевает на читателя ощущение безумия.
В стихотворении нет ни четкого лирического героя, ни логически связанных явлений. Все представляемое – образы, символы, процесс. В некой степени творчество противопоставляется логике, оно эфемерно, нелогично, разорвано. Творческий путь окутан тайной, мраком, размытыми несуществующими созданиями и тенями. Тайна эта раскрывается лишь тогда, когда процесс завершен, когда творец достигает желаемого и являет свое произведение миру.
Подчеркивает необычность и даже некий мистицизм и композиция стихотворения: каждая последняя строка в четверостишии повторяется во второй строке следующего. Это создает некую цикличность, замкнутость созидания. Образы в произведении создаются с помощью своеобразной лексики – «фиолетовые руки на эмалевой стене», «лопасти латаний», «звонко-звучная тишина».
Брюсов использует такие нехарактерные для литературы приемы, как цветопись и звукопись. Весь текст пронизан фиолетовыми и лазурными оттенками, эмалевая стена создает ощущение белого, хотя имеется в виду вовсе не ее цвет, а текстура. Аллитерация создает музыкальность произведения, несмотря на отсутствие какой-либо динамики. В совокупности поэт представляет странный, фантастический мир творческого процесса, наполненный цветом, звуком и, как ни странно, звонко-звучной тишиной.
Произведение написано четырехстопным хореем, стопа двусложная с ударением на 1-м слоге, рифма перекрестная, с чередованием мужской и женской. В качестве литературных приемов используются эпитеты («фиолетовые руки», «на эмалевой стене»), метафоры («звонко-звучная тишина», «месяц обнаженный»), олицетворения («киоски вырастают», «звуки ластятся», «трепещет тень»).
Творчество иллюзорно и бесконечно, его нельзя постичь в полной мере. Иллюзорный образ растает, рассыплется на ярком свету под взором критика, не давая рассмотреть себя стороннему глазу, ибо такова его хрупкая природа.